Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
Да, он изменял ей в последнее время, и открыто изменял… но, тем не менее, он продолжал любить свою жену, Бог тому свидетель! И во имя этой попранной любви он будет пытаться сегодня отправить в ад как можно больше сородичей её убийцы… а ежели и суждено будет ему самому пасть в этой битве – что ж, так даже и к лучшему. Там, в раю, он вновь встретится с Мартой.
И с Алексом тоже… со своим маленьким сынишкой, которому ещё жить бы да жить…
Крепко обхватив ладонью ребристую рукоятку меча, инспектор застыл в томительном ожидании. Ну, где же они, твари… сколько же их ждать?
Только бы не разбежались трусливо, завидев, стоящую перед поселковым валом грозную силу, только бы дорваться до рукопашной схватки. О, с каким наслаждением будет вонзать он свой острый меч в мягкие податливые утробы этих порождений дьявола! Только бы они заявились сюда, не повернув трусливо назад с полдороги… только бы не посмели уклониться от решительной битвы!
Но уроды и не думали уклоняться. Наоборот, даже…
Вот вдалеке, на проплешине, появились первые их группы, не идущие даже, бегущие со всех ног в сторону посёлка, да ещё и с яростными ликующими воплями. Их становилось всё больше и больше, этих небольших обособленных групп, группок и группочек, и все они, постепенно сливаясь между собой в единую движущуюся массу, неумолимо приближались к посёлку.
И, казалось, единственным желанием всех их было, как можно скорее добраться до неподвижно застывших в шеренгах ополченцев, тускло отсвечивающихся металлом доспехов и оружия… добраться и тотчас же сойтись с ними в жестокой рукопашной схватке.
У самих же уродов, так неистово стремящихся сейчас к ближнему бою, никаких защитных доспехов не было и в помине. А из оружия у всех их и в самом деле имелись лишь короткие крысиные копья, весьма, кстати, удобные для метания. Впрочем, и для ближнего боя эти копья тоже неплохо подходили, а когда первые группки уродов приблизились на достаточно близкое расстояние, инспектор смог разглядеть торчащие за поясом почти у каждого из них топоры, кирки или просто увесистые деревянные дубинки.
– Лучники! – оборачиваясь к стоящим на поселковом валу воинам с луками, зычно выкрикнул Корнелиус. – Залп!
Дальнобойные луки могли посылать стрелы, поражающие на расстоянии до трёхсот шагов и далее, но по-настоящему убойная дистанция начиналась шагов со ста пятидесяти, а стреляющим с высоты вала – и с двухсот даже. Именно на таком расстоянии и находились сейчас первые из атакующих… и они же первыми и свалились под ноги своим же товарищам, которые, увидев это, даже не замедлили стремительного движения. Просто перескакивали через убитых и… сами же падали на их неподвижные тела, поражаемые насквозь меткими убийственными стрелами.
Боевые дальнобойные луки и особенно стрелы к ним были оружием недешёвым, к тому же имелось их в посёлке не так и много. Для отражения ночных крысиных набегов куда более подходили арбалеты… ну а на войну с жителями резервации никто ранее в посёлке всерьёз не рассчитывал…
Именно поэтому Корнелиус приказал выдать луки лишь самым искусным и метким стрелкам, в основном, охотникам и бывшим военным. Впрочем, уроды бежали так густо, что промахнуться по них даже самому неопытному из лучников было, кажется, даже труднее, нежели попасть в цель. Жаль только, что общее количество лучников исчислялось всего лишь какими-то жалкими тремя десятками человек… и, конечно же, остановить всю эту бегущую и истошно вопящую человеческую массу им одним было совершенно не под силу.
– Стрелять, стрелять! – прокричал лучникам Корнелиус и, повернувшись к арбалетчикам, отдал следующую команду: – Арбалетчики, целься!
Первые из уродов были уже на расстоянии убойного полёта арбалетных стрел.
– Арбалетчики, залп!
Видно было, как впиваются в незащищённые тела уродов короткие арбалетные стрелы, как продолжают поражать их длинные стрелы из луков. Уже не менее сотни убитых и тяжелораненых уродов валялось на сплошь залитой кровью проплешине, а нападающие всё продолжали и продолжали стремиться вперёд, неистово при этом вопя и размахивая копьями. Казалось, никто из них не страшился возможной гибели, не замечал, не только падающих рядом товарищей, но даже собственных ранений. Уроды, у которых из предплечий, голеней и даже из животов торчали древки стрел, продолжали бежать и вопить наравне со всеми остальными. Даже упав ранеными и истекающими кровью, они продолжали упрямо ползти вперёд.
До тех пор, пока хватало сил или пока их не затаптывали насмерть бегущие следом…
«А ведь уродов чем-то опоили! – внезапно понял инспектор. – Крысиное зелье… их лекарки – мастера на такие штуки! Усиленная агрессивность, полное безразличие к опасностям… возможно, даже временная нечувствительность к боли…»
В это время из передних рядов уродов полетели в направлении ополченцев копья. И, поражённые этими копьями, пали наземь первые убитые или раненые жители посёлка.
А копья всё продолжали и продолжали лететь. И всё находили и находили себе новые жертвы, несмотря на все хвалёные защитные приспособления, которые, кажется, не особенно и защищали. Или, скорее, невысокая боевая выучка ополченцев не позволяла им полноценно воспользоваться своим преимуществом в вооружении и средствах защиты.
У каждого из уродов имелось по несколько таких метательных копий. Причём, одно из них урод держал в правой руке (или в левой, ибо среди уродов процент левшей был весьма значителен), остальные же – в специальной узкой сумке с лямками, болтающейся за спиной. И урод, метнув первое копьё, тотчас же выхватывал из сумки следующее…
И тоже старался метнуть его как можно скорее, перед тем, как сойтись врукопашную или упасть замертво…
– Стоять, стоять! – гремел над полем боя зычный голос Корнелиуса. – Держать строй, не пятиться! Копейщики, сомкнуть ряды!
Но и ощетинившийся частокол копий ненадолго смог остановить нападавших. Как безумные (а скорее, так оно и было) бросались уроды прямиком на копья, добровольно нанизывались на них. Но, умирая в муках, они давали тем самым возможность своим же товарищам беспрепятственно прорываться до столь желанного рукопашного боя.
И вот он закипел, этот бой. Во многих местах сразу.
Стальные мечи против дубинок, кирок и крысиных копий, щиты, шлемы и добротные защитные доспехи против простых холщовых свиток и рубах. Многие из уродов и, вообще, обнажёнными до пояса были, а что без головных уборов – так это, почитай, все…
И, тем не менее, уроды одолевали.
Одолевали не столько за счёт своей многократно превосходящей численности, сколько из-за неистовой одержимости и полного презрения к смерти. Они гибли десятками и сотнями, но и своим
